Габрово

История болгарского города Габрово - это, в сущности, история болгарского ремесла.

Город основан в XV веке кузнецом Рачо – Рачо-Ковача, переселенцем из села Боженци, который быстро освоился и задал тон - город прославился именно своими мастеровыми.

В XVII веке жителей здесь было не более пяти тысяч - а кузниц (ковачниц) - насчитывалось четыреста пятьдесят - по штуке на десяток горожан!

К началу XIX века вырос цех сапожников - почти две сотни мастеров, шапки шила сотня скорняков, по серебру работали тридцать ювелиров, были еще златокузнецы, медники, шорники, кожевенных дел мастера, ткачи, маслоделы (то есть - парфюмеры, ибо масло изготавливалось розовое и лавандовое).

Всего по подсчетам историков в Габрове практиковалось двадцать шесть видов ремесел - при том, что во всей Болгарии удалось отыскать двадцать девять.

У Габрова сходились три дороги северной Болгарии, ведущие от Тырнова, Свиштова и Севлиева на юг к Шипкинскому перевалу.

Габровские сапожки, шапки и шубы, медные подносы и кувшины, двусторонние ковры-килимы и филиграные украшения, розовое масло и грубошерстные ткани находили спрос далеко за пределами Болгарии, в Анатолии и в Австрии, в Сербии и в России.

Торговцы и купцы со всех сторон, от Малой Азии до Ниша, приезжали сюда и по месяцам ожидали выполнения заказа. Круг заказчиков был удивительно широк – стоит вспомнить хотя бы, что золотые шнуры и галуны из габровских мастерских украшали и народные костюмы, и военные турецкие мундиры, и одежду болгарских повстанцев.

Музей ремесел в Етыре под Габрово.

В восьми километрах от современного Габрова лежит небольшой поселок Етыр. Официально он называется "Архитектурно-этнографическим комплексом", призванным сохранить память о мастерстве и изобретательности умельцев времен "Болгарского Возрождения" - так называют период от середины XVII века до освобождения Болгарии от турецкого владычества.

Ремесленные мастерские, построенные в Етыре сто пятьдесят или даже двести лет назад, оставили на своих местах в неприкосновенности.

Прочие постройки привезли сюда со всего округа, а те, что не смогли перевезти - реконструировали. Затем изготовили точные копии инструментов XVIII-XIX веков и обратились ко всем мастерам, хоть чуточку знакомым со старинными технологиями...

О практичности габровцев сложено множество поговорок. Одна из них гласит, что если из чего-то можно извлечь выгоду, габровец извлекает ее обязательно и не сходя с места. Это становится понятно буквально при первых шагах по территории музея.

Гости в изумлении замирают у входа в небольшую харчевню прямо за воротами: нет никого, а вертелы над старинным мангалом медленно поворачиваются, подрумянивая наполовину готовые "шишчета" и "пилешки" - шашлыки и цыплят.

Никакого электричества - подле навеса журчит маленький ручеек, вращая водяное колесо, и система шестеренок передает движение вертелам. Повар же наблюдает только за соблюдением рецептуры.

Вода вращала и вращает поныне мельничные жернова и валы токарных станков, точила и веретена; двигала и движет гребни чесальных машин и деревянные механизмы шерстобитен, приводила в ход (и приводит) мощные пилы, взрезающие толстые лесины.

Вода струится по наклонным канавкам, несется по деревянным желобам, брызжет из-под заслонок, вылетает неожиданной струей, бьет гейзером и, успокоившись, стекает в быструю Сивеку, чтобы потом влиться в Янтру и продолжить - через Габрово и Велико-Тырново - путь к Дунаю.

Время оживает здесь под действием мудрой силы воды, и чудо находчивости - которая всегда вне времени - побеждает нынешнюю технику. Мастера приходят рано утром, занимают свои места и работают сосредоточенно, не обращая внимания на посетителей. Это настоящие габровцы, и оттого они скупы на праздность. ...

Из горна вылетает сноп розовых искр - это мастер качает мехи, раздувая огонь. Потом он переносит раскаленную заготовку на наковальню, звонко бьет молотом, и под ударами рождается лезвие охотничьего ножа...

Женщины развешивают на перекладинах между врытыми в землю столбами тяжелые длинноворсовые "халиште" - ковры из овечьей шерсти.

Здесь же сохнут новенькие, яркие - красные, зеленые, желтые - коврики и покрывала. Стирают их в деревянном чане, куда с силой обрушивается и вода и бешено колотит ткани. Мастер прижимает резец к деревянной болванке, насаженной на железный крутящийся вал, из-под резца вьется мягкая стружка, и из неуклюжей древесины выглядывает плоская деревянная миска - "гаванка". Или фляга для ракии. Или глубокая солонка...

В пламени паяльной лампы плавится серебряная проволока. Металл падает крохотными каплями и застывает на куске асбеста. Ювелир осторожно берет капли щипчиками и припаивает их к основе - так получается зернь...

Треск несется из деревянной постройки - там вода мелет зерно. Специальное устройство громко оповещает мельника о том, что резервуар почти пуст и пора дать новую работу разошедшемуся жернову.

В ларе растет холмик муки, рожденной из пшеницы несколько минут назад в мельнице, которой уже больше ста лет.

Чистым тоном поют колокольчики для овец и мелко бьют по металлу молоточки медников.

Звенят переливы "музыкальных шкатулочек", прикрепленных к втулкам расписных лубочных телег. Сладким запахом веет от окна кондитерской, где выставляют новую партию длинных карамелек и петушков. Вокруг надсаживаются водные колеса и гремят струи ручьев. Вода течет, и много ее утекло безвозвратно…

Все течет, все меняется – гласит мудрость древних. Все течет, все меняется – но ничто рукотворное не исчезает в Етыре.